Мне было всего
Семь лет,
Когда мы расстались
С тобой.
Но, как будь-то
Лишь там и живёт рассвет,
Где ты была – и я с тобой,
Деревенька детства моего
Там, где роскошные
Травы цвели,
Где черёмуха благоухала,
Где могучие кедры росли,
Там моя деревенька стояла.
Я помню тебя, как Челбак
Под названьем.
Ты словно кусочек
Эдема была.
Там наша изба
Была на окраине;
А в ней колыбельная
Песня твоя.
Ты была заповедником
Редким и ценным.
Красы первозданной
Никто не касался.
В таёжной глубинке
Твоё сокровенное
Лишь доброму сердцу
Могло открываться.
Но росчерк пера
В угоду невеждам,
Решил навсегда
Деревеньки судьбу.
Под пилами пали
Могучие кедры,
Колёса давили
Цветы и траву.
Нет больше тебя
На карте России,
Нет редких пород
Твоих кедров могучих.
Не стало в тебе
Озёр твоих синих.
Исходит лишь дым
От торфяников жгучий.
Никто не придёт
За целебными травами.
Не будут девчонки
Веночки плести;
Не будут дарить
Соловьи свои трели,
Не будут и ласточки
Гнёздышки вить.
Пустырь лишь
Безмолвный
На многие вёрсты.
Во все поры года
Раздолье ветрам.
И, словно, девчушка
С зелёными косами,
Грустит одиноко
Берёзонька там.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 3) Жизнь за завесой (2002 г.) - Сергей Дегтярь Я писал стихи, а они были всего лишь на бумаге. Все мои знаки внимания были просто сознательно ею проигнорированы. Плитку шоколада она не захотела взять, сославшись на запрет в рационе питания, а моё участие в евангелизациях не приносило мне никаких плодов. Некоторые люди смотрели на нас (евангелистов) как на зомбированных церковью людей. Они жили другой жизнью от нас и им не интересны были одиночные странствующие проповедники.
Ирина Григорьева была особенной. Меня удивляли её настойчивые позиции в занимаемом служении евангелизации. Я понимал, что она самый удивительный человек и в то же время хотел, чтобы она была просто самой обыкновенной девушкой. Меня разделяла с ней служебная завеса. Она была поглощена своим служением, а я только искал как себя применить в жизни и церкви. Я понимал, что нужно служить Богу не только соответственно, не развлекаясь, но и видел, что она недоступна для меня. Поэтому в этом стихе я звал её приоткрыть завесу и снять покрывало. Я хотел, чтобы она увидела меня с моими чувствами по отношению к ней и пытался запечатлеть состояние моего к ней сердечного речевого диалога, выраженного на бумаге. Но, достучатся к ней мне всё никак не удавалось.
